Как я научилась писать тексты

Я училась в образцово-показательной школе «с английским уклоном» (когда я была в шестом классе, она вдруг стала минской гимназией №1). У нас были свои преимущества – например, только 1я смена для учебы. И свои недостатки – обязательная продленка чуть ли не до 8го класса, не посещать которую можно было только по специальному разрешению РОНО. Уроков задавали много, в продленке больше хотелось играть, а не заниматься, и все, что можно было отложить на выходные, я, конечно, откладывала.
Отдельным мучением для меня было – угадайте что? Нет, не математика. Писать сочинения – по художественным произведениям и картинам, – в частности. Хуже было только рисование и «домашнее чтение» на английском.

В воскресенье, ближе к вечеру, я тоскливо усаживалась за стол перед чистым листом бумаги и начинала листать злосчастную книжку с ненавистными репродукциями бессмертных произведений (как сейчас перед глазами стоит «Опять двойка»). Я бесконечно пила чай, чертила что-то малоосмысленное в черновике и ждала, когда наконец придет ночь.Часов эдак в 22 – 23, при, так сказать, мерцающем свете электрической настольной лампочки, когда младший брат уже засыпал, и верхний свет выключался, я начинала всхлипывать, постепенно повышая громкость, в надежде, что родители услышат и придут.

Первой приходила мама. Она ласково спрашивала – что случилось и почему я вообще не сплю, так как ночь?.. Я трагическим голосом сообщала, что все, завтра капец и вот – она – картина этого капца, так сказать, маслом. Мама пыталась слиться и предлагала мне старое народное средство под названием «утро вечера мудренее». Мол, ложись спать, утром встанешь пораньше и все напишешь. Как же! В своих творческих способностях я была уверена гораздо меньше, чем в театральных. Последние позволяли мне быстренько дать матери понять, как далека она была от понимания всей глубины моего отчаяния и той ямы, в которую я безвозвратно рухну завтра утром.

Мама в сочинениях была не сильна (ее поприщем в моих домашних мучениях было рисование), она вздыхала и уходила в зал за папой. Я слышала, как она его уговаривает: «ну, что тебе стоит… ну она совсем расстроенная… и сонная»… Тут важно было не расслабиться, и продолжать жалобный скулеж, иначе папа вполне мог отделаться наброской тезисов, а мне нужен был полноценный текст. И сон)).

Папа приходил, коротко отчитывал за бестолковость, забирал книжку, ручку и листик, сообщал, что утром мне надо будет встать раньше и переписать. Все – марш в кровать. Я вытягивалась на прохладных простынях практически совершенно счастливая. Утром находила обещанное и – опа – чистовик в тетради, которую не стыдно сдать.

Не помню, получала ли я пятерки за эти сочинения. За грамотность – точно, да. Папа был безупречно грамотен, и если я не ошибалась при переписывании, то придраться было не к чему. А вот по содержанию?..  Он, надо сказать, всегда придерживался аксиомы «краткость – сестра таланта» (что не мешало быть ему прекрасным рассказчиком и балагуром на семейных вечеринках). При написании моих сочинений он, чтобы не перечитывать длинные произведения, – старался найти какую-нибудь деталь, описать ее, и так сказать, выкрутиться. Как сейчас помню, в сочинении про Тараса Бульбу он написал про мать. Красиво написал, с душой. Училка поставила 4. Сказала – мать там не главный герой. Конечно! Про главного бы пришлось писать еще одну книгу…  В общем, мне нравилось, как он писал, а русице – нет. Сейчас жалею, что не уцелели его маленькие шедевры: как-то никто не догадался сохранить. К тому же, в те времена учителя мне еще казались очень авторитетными – описываемые события разворачивались, кажется, классе в пятом, – и мне самой трудно было разобраться – хорошо написано, или нет.

Про русицу: она не нравилась мне ну просто ужасно. Может, из-за того, что папину работу «обижала». Может, еще почему-то, но она единственная, чье имя я помню в те времена – Король Ирина, кажется, Сергеевна. И очень скоро выяснилось, что не любила я ее совсем не напрасно.

Однажды нам задали устное сочинение. Мои сверстники, наверное, помнят такие. Изучаемая тема – прилагательные. Тема сочинения – «библиотека». И задача, если вызовут, устно рассказать про библиотеку, используя много прилагательных. Из-за такой фигни папу беспокоить не стоило, да, и в общем, обычно для подготовки нужен был максимум план, а дальше можно было импровизировать, – все равно, по русскому я больше четверки никогда не получала, да особо и не претендовала.

Однако, конкретно в этом случае как-то все вышло иначе, и это событие положило начало новой эпохе в моей жизни. Надо отметить, что читать я любила – впрочем, как и большинство моих сверстников (компьютерных-то игр еще не было). Читала все подряд, что под руку подворачивалось. И как раз тогда подвернулась (прямо из кучи макулатуры вывалилась, а я ее утащила) книжка про девочку, чья мама работала в библиотеке, и как раз читала ее. В общем, там была какая-то муть, но один из эпизодов меня очень впечатлил: девочка пришла к маме на работу, и расставила книжки красиво, а не как надо. И все перепуталось. И книжки между собой потом общались, и жаловались на свою печальную участь, и девочка подслушала и потом все исправила – в общем, очень вышло любопытно у автора.

И никто эту книжку почему-то не знал. Ну, вот как-то мимо всех она прошла. Не программная, так сказать.

Я взяла и переиначила этот эпизод для своих целей. Большими кусками списала, кое-где переделала, и пришла в школу возбужденная, в надежде, что вызовут. И – вуаля! Мне повезло.

Когда я начала читать (это не возбранялось), в классе довольно быстро образовалась тишина. Меня слушали! Когда училка решила, что для оценки моих знаний о прилагательных ей достаточно текста, она попыталась меня прервать, но ей не дали: попросили дослушать, чем закончится. Ого! Такого фурора я не производила еще среди одноклассников. Когда я дочитала, она сказала: «Мало прилагательных. Четыре». Класс взорвался. «Как 4!? Отлично написано», – вслух возмущались мои одноклассники (что в образцово-показательной школе было вообще-то нонсенсом: почти бунт). Училка была непреклонна, и влепила 4. Но я была на вершине триумфа. Меня окружили одноклассники на перемене и наперебой просили почитать, переписать на чистовик, послать в журнал «Пионер». Я-то, конечно, понимала, что этого делать не следует, и авторство тут, мягко говоря, не совсем мое, но что-то случилось со мной в тот момент, и я вдруг поверила, что я могу офигенно писать. Что я супер. Автор. Признание сделало со мной чудо.

С тех пор сочинения я писала всегда сама. Я вникала, думала, подбирала слова: нужно было оправдывать новый образ. Возбуждение, предвкушение «вело меня за руку», когда я творила… С каждым разом я все лучше чувствовала – получается. И снова получала свой фурор. Мама про это тогда говорила: «Вы знаете, как-то это у нее в один день случилось. То все папа писал, а то – раз – и стала писать сама. Переросла, наверное».

Но я-то знала, что не переросла. Папины тексты, хорошая литература, вера в себя – вот, что «научило» меня писать.

Был, конечно, и еще один фактор. К нам через неделю после того эпизода пришла в класс новая учительница – Светлана Ивановна Стакос. И это второе имя, которое я помню, – но только уже с совсем другим знаком. )) Она стала нашей новой классной и начала с того, что поставила мне пятерку. Первую пятерку по русскому языку. И это уже совсем другая история.

На фото 2011 год. Я с папой.

Мы празднуем день рождения брата большой компанией на вилейском водохранилище. Утро после бурной ночи. Папа наловил рыбы. Сварил ухи, и интересуется вкусно ли мне. Мне очень вкусно. Уха идеальна. И прямо в данный момент –  пять лет, как папы нет. А мне так же грустно, как и пять лет назад.